- О, у вас уже настолько большая армия чиновников? - поинтересовался Фуэнтес.
- А по-вашему, зачем мы наприглашали на остров столько немцев, дон Игнасио? Что ни голландский корабль, то девять из десяти пассажиров -гессенцы, баварцы, вестфальцы, ещё какие-нибудь германцы. Работяг среди них, кстати, мало, в основном едут чиновники. За большим жалованьем. Причём, они законопослушны, чётко выполняют свою работу, боятся взяточничать и воровать. Всерьёз боятся. Особенно после того, как двоих из них повесили, а пятерых отправили на рудники.
Влад, слушая Дуарте, разумно предпочёл дополнений от себя не вставлять. Ведь эти же самые немцы-чиновники, освоившись на новом месте, принялись так пристально наблюдать друг за другом и за соседями других национальностей, что о любом, даже самом наименьшем нарушении порядка тут же становилось известно полиции. Они удивили даже обожавших доносить испанцев с французами. "Братец" не уставал поражаться тому факту, что Галка использовала в управлении государством даже эту малоприятную черту немецкого характера. Всё равно нацело искоренить стукачество в обозримом будущем не получится, так хоть можно, держа его под строгим контролем, извлечь некую пользу.
- Итак, германцы, - дон Иниго вынужден был признать целесообразность подобного метода. - Что ж, разумно. Они, по слухам, отличаются бережливостью, особенно после Тридцатилетней войны. Однако как это относится к налоговой политике, кроме того, что немцам поручен сбор податей?
- А сеньор Дуарте уже всё объяснил, - произнёс Влад. - Если я знаю, что уплаченные мной деньги до последнего медяка пойдут в дело, а не будут кем-то присвоены, как-то не так обидно с ними расставаться. Что же до Кубы, то - уж простите меня, дон Игнасио - я бы не хотел сейчас быть кубинцем.
- К сожалению, должен признать, что вы отчасти правы, - выдавил из себя Фуэнтес: этот чёртов русский сыплет соль на свежие раны. - Однако и мы кое-что делаем, дабы улучшить положение населения. Сеньор Перес, - уважительный кивок в сторону Хуанито, - настоял на отмене налога с владельцев рыбачьих лодок и снижении налога с продажи рыбы. Изменения введены лишь две недели назад, но результат уже можно наблюдать на рынке Гаваны: там появилась рыба на любой вкус и кошелёк. Кстати, тунец, который вы изволили похвалить, куплен именно там.
"Если бы ещё ты догадался сбавить налоги на зерно и продукцию ремесленников, дела рыбаков пошли бы ещё лучше, - подумал Влад, вслух выразив одобрение подобному решению дона Команданте. - Одной рыбой сыт не будешь. Но это уже хоть какой-то сдвиг к лучшему. Сен-Доменг одним своим существованием удерживает этого красавца от превращения в эдакого латиноамериканского диктатора. А ведь мечтает об абсолютной власти, паршивец, по глазам видно".
- Сеньор Вальдемар, почему вы приехали один, без супруги? - вдруг поинтересовалась донья Долорес. - Когда мы гостили в Санто-Доминго, сеньора Исабель на всех нас произвела благоприятное впечатление.
- К сожалению, наш сын немного приболел, - Влад ждал этого вопроса, но не говорить же любезным хозяевам, почему на самом деле он не привёз жену с детьми. - Мы побоялись брать малыша в морское путешествие. К тому же, и дочка начала жаловаться на головную боль. Исабель приняла решение остаться дома с детьми.
Фуэнтеса слегка покоробило это "Исабель". Благовоспитанный сеньор должен говорить о жене не иначе как "моя супруга", упоминая по имени лишь сестёр и дочерей. В самом крайнем случае дозволялось сказать о своей половине "сеньора такая-то", или "донья такая-то", если речь шла о знатной даме. Но… что взять с иноземца? Иди знай, какие на этот счёт порядки в Московии.
- Очень жаль, - сказал он, отпив глоток великолепного белого вина - между прочим, не местного, а французского. Ещё из тех запасов, что бросили отступавшие лягушатники. - Ваша прекрасная супруга могла бы быть истинным украшением нашего общества.
- Если всё сложится благополучно, мы обязательно приедем всей семьёй, - проговорил Влад.
"Если всё сложится благополучно, - мысленно повторил он, любуясь игрой света в хрустальном бокале, наполненном золотистым вином. - Молите Бога, дон Игнасио, чтобы он дал вам достаточно мудрости. Иначе я найду вам замену".
Перо и чернильница.
Король Испании Карлос Второй испытывал стойкое отвращение к этим канцелярским принадлежностям. Но раз обещано матушке "чем-нибудь заняться" - извольте, король держит своё слово… Карлос чувствовал себя уязвлённым. Разве родная мать не склонилась перед ним в день его четырнадцатилетия? Почему она, формально признав его полновластным монархом, продолжает вести себя по прежнему? Полным ходом идут переговоры о его браке с Марией-Луизой, дочерью Филиппа Орлеанского, племянницей французского короля. Это уже о многом говорит. Но королева-мать продолжает считать Карлоса неразумным ребёнком и править страной от его имени, словно сына не существует!… Обида оказалась столь велика, что юный король пересилил себя и повелел принести ему письменный прибор.
Что ж, он докажет матери, что давно вырос.
Разумеется, официальная переписка составлялась несколько иначе. Однако это было первое письмо подобного рода, которое Карлос написал своей рукой, минуя секретарей, которые тут же побежали бы к матушке с докладом. Ежели матушка узнает содержание письма и имя конечного адресата - крику не оберёшься. Однако юный король, хилый наследник своего могущественного отца Филиппа IV, твёрдо порешил взять наконец власть в свои руки. А если так, то он должен вести политику по своему разумению.